Полк 93-й стрелковой роты совершал длительный и большой марш по бездорожью 20 июля 1942 года в район станицы Клетская и разместились в балке.
Ночью все было погружено во тьму и облака дыма раскачивались незаметно. А утром взгляды устремились на пылающий Сталинград. Туда нам предстояло переправиться. Вокруг сплошной огонь, везде властвует пламя, громоздятся черные развалины, останки дымоходов.
Пок вышел на исходные позиции и занял оборону в лесу около Дона, на правом фланге Донского фронта. Каждое подразделение рыло землянки, блиндажи, окопы полного профиля, траншеи, ходы сообщения. Установили связь с каждым подразделением. Мой санвзвод разместился вблизи передовых позиций 3-го батальона. Всем было ясно, что здесь мы должны стоять насмерть, потому, что был приказ: « Ни шагу назад!». Начались активные оборонительные бои. Шли дни, недели, месяцы… О их ярости и упорстве написано и сказано уже немало. Можно вспомнить много случаев и эпизодов. Я напишу лишь об одном дне войны.
Только один день войны.
Второго августа 1942 года в станице Клетская. Полк вел разведку боем. Минерам было поручено разминировать в минном поле проход для разведчиков. Вскоре оказались раненые. Дважды я пыталась подползти к ним, но вражеская пулеметная точка косила непрерывными очередями. Я попыталась пойти в обход, укрывшись ветвями, но пули свистели и здесь. Прижавшись к земле, по гряде ранее распаханной земли я добралась все же к раненым. Втащила одного из них в воронку, перевязала, передохнула, вновь потащила и отправила по этапу эвакуации. А бой продолжался. После артподготовки, рота наших автоматчиков атаковала передовые укрепления противника. Разведчики, минуя минное поле и проволочные заграждения, пошли вперед. И снова оказалось много раненых. Их немедленно надо было эвакуировать. Когда я стала подползать к ним, пулеметные очереди стали ложиться прямо передо мной, отсекая путь к раненным бойцам. Тогда я вернулась к минометчикам, а те засекли вражескую огневую точку, открыли огонь и подавили ее. Путь передо мной был свободным и я эвакуировала всех раненых. При этом я выполнили и другое боевое задание. Дело в том, что патроны у наших наступающих кончались и об этом надо было сообщить боеснабженцам. Я сделала это быстро, и патроны были доставлены своевременно.
Вернувшись на передовую, я продолжала перевязывать раненых. Их скопилось очень много. Пришлось ждать затишья. Но затишья не наступало. Бой разгорался все сильнее. Тогда я связала концы плащ-палатки, укрепила их ремнями и волоком стала оттаскивать раненых по одному. На моем счету уже было вынесено 47 человек. Но в это время противник бросил в контратаку новые резервы с левого фланга.
Шли танки и самоходки с автоматчиками прямо на высоту, где разместилась штурмовая группа старшины Погорелова. Бой завязался с новой силой. Погорелов лично подбил 5 вражеских танков. Но подходили еще и еще…
Пулеметной очередью были убиты два солдата и уничтожен последний расчет противотанковой пушки. Тогда старшина связал 4 гранаты в связку и пополз на приближающийся танк. Осталось совсем близко. Старшина размахнулся и бросил гранаты. Танк окутался черным дымом и остановился. Старшину отбросило взрывной волной в воронку. Я поползла к нему. Старшина был жив, в сознании, но не мог двигаться самостоятельно, так как при взрыве ему повредило глаза. Я вытащила его, доставила в санроту, где герою оказали помощь. Его подвиг надолго мне врезался в память, и позже я написала о нем стихи.
Старшина
Пусть писем никому в палатке нет,
Пусть в этом деле почта подкачала
А старшине опять несут конверт
И говорят, что он везучий малый.
Читай, сестра, читай не торопись
Прото, как вербы смотрятся с откоса,
Как над лучами белый пар повис
И воздух стал духмяным от покоса.
Читай ему про тихое село и сад,
Умытый яблоневым цветом…
В бою глаза солдату обожгло.
И что в письме – поведать тяжело,
Читай, сестра, пусть даже писем нету.
Т. Дунаевская